Под широким капюшоном мантии вместо тумана, темноты или маски с этого ракурса было видно лицо — молодое, сколько-то старше Лэса; может, оборотка, личина, но — по такому угадать можно хоть что-то; за безликих говорит только тело.
Лэсу всегда было не по нутру общаться с теми, другими; он старался избегать таких: знакомств, заказов, соседства.
Но лучше бы маска, чем выучка — в движении, позе, спокойствии. Потряси Лэса кто от души, щекоча палочкой горло, Доу не смог бы ответить, в чём дело, даже если б хотел; но отсоветовал бы зажимать этого мага с претензиями, подходить со спины и делать резкие жесты палочкой.
Иные хиты держались попроще; не говоря о кабинетных умниках.
Встречая чужие глаза, Лэс раньше, чем думает, заученно — молнией — проводит рукой по лицу, не касаясь — "снимая" чужой, смещая собственный — взгляд; за ладонью заискивающая улыбка сменяется дурашливой — суеверия, сэр! — а затем коротким колючим взглядом в сторону.
Тони, брысь.
Мелочь, поймав его, недовольно кривит рожицу, но не спорит, подхватывает кепку, натягивая на уши и прячется в подворотню, из которой выглядывала.
Лэс возвращает внимание человеку перед ним безоговорочно. За "приличное общество" в Лютном именовалось другое, и правильная, почти музыкальныя речь артефактора говорила, конечно, о том, что он не это имел ввиду. Высокий английский врасплох не застал, но подобраться заставил.
— "Болтрушайка" Доу, — Лэс коротким, четким артистичным жестом прижал ладонь к груди, выпрямляясь. — ...господин "Дым".
Противоположность собеседника, Лэс словно не способен секунду стоять на месте; его мимика живая, подвижная, вместе с ней всё тело — как колеблемый легким ветром трепетливый тростник, выражение лица перетекает в движение рук, центр тяжести все время то тут, то там, ноги если не переступают с места на место, то беспрестанно немного смещаются, глядишь, моргнёшь — подхватит ветром, унесёт прочь, как горсть сухих рассыпающихся листьев, как истлевший на солнце бумажный пакет: было и нет.
В остальном Лэс вежливый, даже очень; сделал вид, что галеон не сверкает золотом в уголке его взгляда, и ни разу не скользнул глазами в его сторону.
Только широко, искренне улыбнулся, сверкнув зубами; в приличном обществе таким как он, конечно, слова не давали вовсе.
— Я ищу, возьмётся ли кто спасти старый артефакт от переплавки: работа неблагодарная, чужое перебирать — клеймо мастера то ли затерлось, то ли малоизвестно; да и в карманах у меня всё больше свистит, чем позвякивает; однако.. Я умею быть благодарным, и всегда готов отплатить услугой за услугу: может, мы бы сошлись в цене?
Первая улыбка — внимание, вторая — согласие, шаг навстречу — приглашение, но к танцу или?.. С такого расстояния так хорошо слышно то, о чем не думает большинство волшебников: незачем. Запахи. Запахи так легко впитывает ткань, волосы, так хорошо ложатся на кожу. Маши палочкой хоть целый день — следуют за тобой невидимым шлейфом; зато сразу знаешь тех, кто пришёл из комиссии по твою душу — эти пахли одним телом, не больше, знали, за кем охотились — стремились не оставлять подсказок. Выдавали себя с головой.
Дым не знал: его одежда была чистой ещё утром, а с тех пор хранила след мест, где он побывал, вещей, которые он ел и держал, людей, встреченных им — и много из того, к чему прикосался. Ноздри Лэса непроизвольно дёрнулись, когда он не удержал короткого рефлекторного вздоха: распознать.
Оценить, узнать, убедиться.
Дым пах приятно, но сунул под нос Лэсу металл.
Галлеон блестит золотыми бочками, как блестит свеженародившаяся весенняя луна; отражается в зрачках Лэса желтым бликом, и кажется, радужка на миг принимает золотистый цвет вместо голубого; желтый — хвастливый, алчный, безумно-опасный.
Лэс хорошо знает, в какую канаву приводит жадность, но.
Лэс хорошо знает, как выглядит мышеловка, где водится сыр; однако.
Ему нужен только этот короткий золотой блик на раздумья, пока его осторожность кричит, что следует отступиться; всегда есть способ вляпаться попроще.
Ещё Лэс знает: кто не рискует, тот тоже закончит в канаве; он та лягушка, которой очень интересно, что находится там, за пределами ровного круга колодца над головой, где так заманчиво рвется на облака кусочек неба.
И если маг решил пошутить, пусть: хорошим клоунам неплохо платят. Ловкие руки Лэса — шерстяные митенки оставляют голыми лишь кончики пальцев — проходятся над протянутой ладонью, галлеон исчезает из виду, не коснувшись кожи Доу.
Не забыть бы разменять разок-другой — просто на всякий случай: Лэс не знает, не проклят ли тот; а если не проклят, нет ли каких на нём занимательных чар; а если и есть, то знаний у Доу не хватит, но это не важно — проще сбыть, чем гадать. А Лэс не из тех идиотов, кто не станет подбирать деньги в пыли: идиот в его глазах тот, кто пытается чего-то добиться такими жестами.
Дым — нет; мог бы кинуть под ноги, отдернуть руку, ткнуть палочкой под рёбра: всё вышло бы знакомо, не страшно, почти привычно.
У мага что-то ещё в голове, и Лэсу страсть как любопытно, что — несмотря на.
— Будем читать залогом за вещицу, мой добрый сэр, — весело говорит Лэс, речь его — быстрая, почти без пауз, но разборчивая, интонированная; слова катятся друг за другом, как узор домино, толкает одно другое. — Её вам придётся с собой взять, а что останется бедному владельцу?
Короткий вздох, пожатие плечей, перетекающее волной в движение — пауза, фиксирующая для взгляда мага, как Лэс тянет палочку из ножен в рукаве — шаг назад. Меньше всего Лэсу хочется получить чем-нибудь в лоб за то, что у кого-то рефлекс не вовремя.
— Хоть честное слово дорогого стоит, по нынешним денечкам его на рынке и на миску похлебки сменять не выйдет: что поделать, не та старушка-Англия стала, не та.. Да, впрочем, что это я? Давайте подыщем место, удобное для беседы: на улице не видно лиц, зато ушки у неё на макушке, а в створках белки глаз посверкивают; заодно глянете на предмет, пока расскажу, чего с ним сталось-то.. Ну, и контракт заключим, как положено: мне уже можно.
И если палочка в руку скользит быстро, как нож, то невербальное заклятье старательно-театрально в движении: отточенный восходящий взмах. Мешок, недавно брошенный о мостовую без почтения, с глухим звяканьем поднимается вверх и вздрагивает, отряхнувшись от пыли.
Лэс перехватывает палочку обратным хватом, удобнее, и небрежно взмахивает раскрытой ладонью другой руки в воздухе, заступая одной ногой за другую.
— Что касается имени... Проявление искренности, добрый сэр: по имени, навЕрно меня тут и не упомнят, а с Болтрушайкой уж как-нибудь. Точно не потеряете, если сыскать захотите; только у нашего люда редко сам называешься: чаще плюнет недобрый рот, не успеешь увернуться — прикипает намертво. Бают, кое-кто способен и рты те выстирать, и языки порезать, я ж думаю, не стоит: всё равно припомнят. Сам гадаю, пожелали мне тогда, наконец, допеть — или так, наказали помнить, мол, после всякой репризы единый наступает конец... В "Виверне" можно комнату ненадолго взять, уж стол там найдётся всяко, а?